Один украинский проповедник задал аудитории вопрос: «Какова ваша реакция на то, что не вписывается в современный формат жизни?» В частности, он имел в виду гонения за веру в Бога. Люди в раздумьях молчали. А мне в свою очередь захотелось спросить у жителя деревни Оснежицы, что под Пинском, Якова Илларионовича ГУКА, который в юные годы был приговорен к 5 годам заключения за преданность Церкви Хрис­товой: «Какие эмоции вызывают воспоминания о тяготах уз у младшего поколения?» На что он добродушно ответил:

– Разные… Однажды наши братья-хористы решили посвятить служение теме притеснений на религиозной почве во времена СССР. Я, как бывший узник, согласился свидетельствовать. Кто-то внимательно и с уважением слушал… Но были и те, кто возмутился: «Зачем ворошить прошлое? Это уже никому не интересно…»

Да, дети выросли… Внуки подрастают… Всему свое время… Которое, между прочим, как ни крути, другое. Помню свое детство: едва за окном пригревало солнышко, двор наполнялся звонкими голосами детей. И неважно, лето было или зима… Мой приезд в Оснежицы выпал как раз на период школьных каникул. Ощущения такие: мертвый поселок. Ни одного ребенка во дворе, хотя погода способствует прогулке на свежем воздухе… Сегодня на специально оборудованных детских площадках играют только дошколята в сопровождении мам; младшие школьники и тинейджеры сидят дома за компьютерами, планшетами, смартфонами… Но ругать их за то, что они не хотят слышать истории о «последних из могикан», не стоит. Увы, человек так устроен: ему всегда интересно то, что он сам пережил. Молодежь ищет ответы в соответствии с личными потребностями в формате нынешнего времени, ей нужны новые песни, стихи, тенденции в моде, модели автомобилей и гаджетов… Зачастую концовка библейского стиха: «…подражайте вере их» (Евр. 13:7) у юных христиан ассоциируется с принуждением сесть за руль устаревших «Побед» и «Москвичей», носить юбки в пол и петь гимны исключительно из сборника «Песнь возрождения»… Но речь идет именно о вере! Она – вне времени и всегда «в тренде»!

– А вот всему остальному – свое время, «и время всякой вещи под небом» (Екк. 3:1). Так считал мудрый Соломон. Нынешней молодежи нелегко – много искушений. Устоять бы, не соблазниться, не впасть в идолопоклонство… И нам было тяжело, но по другим причинам. В пятидесятническом братстве имя Григория Гончара знакомо многим (он мне родственник по линии покойной жены). Гончар отбывал срок за христианскую веру во времена, когда безосновательные аресты, обыс­ки, штрафы и ссылки были в порядке вещей. Григорий отбыл один срок в лагерях, вернулся домой… И снова – суд. Комиссия вынесла приговор: 5 лет ссылки! Возле калитки покосившегося домика остановился автозак с конвоирами и уполномоченным из НКВД… Супруга Григория Серафима, худенькая женщина небольшого росточка, вышла провожать мужа, за ней гуськом – 8 ребятишек мал мала меньше… Уполномоченный предложил публично отречься от Христа в обмен на свободу… Григорий обвел взглядом семью, задерживаясь на каждом родном лице, подумал с полминуты и… зашел в воронок. Я не раз представлял себе эту картину и думал: «А смог бы я сейчас пострадать за Христа, поступившись личными интересами? А молодые христианки, катающие во дворе церкви колясочки, в письмах «на зону» подытоживали бы свои послания самым главным пожеланием мужу: «Оставайся верным Господу до смерти…»?» Ведь вкус свободы так сладок! Она уже воспринимается как данность. Наши внуки и правнуки думают, что свобода вероисповедания для христиан в независимой Республике Беларусь существовала всегда! Тех, кто знает ее истинную цену, осталось совсем немного… Я родом из деревни Купятичи, в которой в период СССР осуждены за веру 8 братьев во Христе. В Пинском районе только тех, кого я знал лично, – 40 евангельских христиан нашего братства подверглись гонениям. 5 лет назад в Оснежицкой церкви съехались бывшие узники. Договорились, что это не последняя встреча. Но за последние 2 года отошли в вечность почти все… Я же самый «молодой»: в этом году 80 лет исполнилось…

ССЫЛЬНОЕ ДЕТСТВО

«На Тебе утверждался я от утробы; Ты извел меня из чрева матери моей; Тебе хвала моя не перестанет» (Пс. 70:6).

На пожелтевшем снимке 75-летней давности трое ухоженных мальчиков с мамой… Старший из сыновей одет в военный китель, перепавший из американской гуманитарной помощи… Семья пятидесятников Гук никогда не была богатой, босоногая ребятня недоедала, бегала в ветхих штанах, но когда из объектива «вылетала птичка», требовался парадный внешний вид…

– Форменную летнюю куртку впоследствии донашивала мама, уверовавшая во Христа еще до того, как большевики «освободили» Западную Беларусь от гнета «польского часа». Многие бедняки ждали советскую власть, надеясь на лучшую долю, о которой вещали агитаторы по радио… 7 сентября 1939 года советские войска вошли на территорию Польши, и этой же осенью наша семья испытала на себе «лучшую долю»: лишилась кормильца… Отца репрессировали как последователя «изуверской пятидесятнической секты». Мама была тогда на сносях… Родился я 2 января за год до наступления Великой Отечественной. Папку своего, так и пропавшего без вести в ссылке, я никогда не видел…

Зима 1940-го выдалась суровой и никак не хотела уступать права весне: в апреле еще лежал снег… Ночью в дверь хаты, где в неполном составе проживала семья Гук, коротко стукнули прикладом винтовки… На заснеженном пороге стояли люди в погонах. Анна Феодосьевна наспех собрала детей: старшему – 5 лет, среднему – 2 годика, младшему – Яше – всего-то 3 месяца…

– Загрузили нас, как скот, в товарняк. Сквозь щели свистел встречный ветер, я сильно простудился в пути. Мама готова была уже к моей смерти и собиралась похоронить завернутого в мокрые пеленки ребенка на ближайшем полустанке под кустом… Но Богу было угодно сохранить мне жизнь: выздоровел без антибиотиков по молитвам мамы! Привезли нас в Северный Казахстан – место особенное, подходящее скорее для выживания, чем для жизни. Степь кругом. Земля что бетон. Вот и выживали там 6 лет. Мама лишилась в ссылке зрения на один глаз, который вытек после перенесенного воспаления и затянулся бельмом…

Забрала белоруску с тремя детьми к себе на постой супружеская пара украинских переселенцев. Развернула Анна Фео­досьевна младшенького на печке и ахнула: детская шейка была до крови изъедена вшами…

– Господь хранил: в голоде, нужде… Мама болела много, а зарабатывала в основном прополкой чужих огородов да кизяк топтала (кизяк – это высушенный вперемешку с соломой навоз, используемый в качестве топлива). Кто-то пару картошин в подол насыплет, кто-то плошкой масла рассчитается… Вот и весь заработок. Мы с братьями были всегда голодными. Однажды соседка сделала маме неожиданное предложение: «Не прокормишь троих, помрут ведь. Мы с мужем бездетные: отдай нам младшенького, Яшку. Как родного воспитаем». От отчаяния мама согласилась. А на следующий день, когда соседка вновь зашла в избу с намерениями идти в сельсовет, дабы переписать меня на свою фамилию, мама решительно произнесла: «Сама буду умирать с голоду, а детей не отдам»…

Только когда война началась, репрессированным разрешили работать в колхозе. И когда посевная начиналась, мама с бригадой на несколько дней уезжала в степь, а брошенная на произвол судьбы беспризорная ребятня добывала себе пропитание самостоятельно. Однажды старший брат смастерил из гвоздя крючок и поймал худую рыбешку. Она еще трепыхалась, а мы ее на троих разделили: обглодали и чешуей не побрезговали… Помню, как бежим за повозкой и подставляем шапки, куда сыплется поспевшее зерно. Значит, хлебушка поедим. Праздник… И поэтому я с грустью наблюдаю, как порой люди с недовольным видом щупают пышные бока пшеничных булок, наименований которых на магазинных полках, кажется, не счесть. Ведь большинство сегодня не знает, что такое настоящее «плохо», и не умеет печь хлеб…

ДВА ВОЗВРАЩЕНИЯ

«Ибо Ты – надежда моя, Господи Боже, упование мое от юности моей» (Пс. 70:5).

После того как изба, принадлежащая семье Гук, опустела, ее разобрали по бревнышку и отдали в соседнее село под школу. Началась война…

– По возвращении на родину мы узнали, что в деревне Купятичи фашисты расстреляли 11 семей, их похоронили в братской могиле. Кстати, при немцах наш дом перевезли на прежнее место, а мой родной дед впоследствии в него переселился и сберег для нас… В хате проходили богослужения до самой смерти моей любимой мамочки, которая ушла с молитвой на устах к Господу в 2005-м во время собрания. Ей было 93 года. Незадолго до смерти она просила Отца Небесного, чтобы люди, которых наймут копать могилу, не испытывали трудностей с работой и не простудились, если Он решит забрать ее зимой… Интересно, что отошла моя мама в вечность на 3-й день после Рождества Христова, но погода стояла теплая, дождливая, и земля оттаяла – как в нынешнюю зиму…

В подростковом возрасте Яша стал более избирательным в отношении дружбы и старался проводить время в общении со сверстниками из христианских семей. Так в 15 лет он был крещен Духом Святым.

– Это произошло в хатке одной старицы из деревни Борки, где по обычаю для молитвы собиралась христианская молодежь. Одновременно на иных языках заговорили сразу несколько человек… Этим же летом я принимал водное крещение на речушке в Борках, которые по сей день называю своей духовной родиной. Таким образом, когда пришла повестка в армию, я уже был членом Церкви Христовой.

В ноябре 1960 года новобранец Гук прибыл в… Казахстан, детские воспоминания о котором успели потускнеть за 13 лет жизни в Беларуси. Военная часть, куда определили для службы молодого христианина, находилась в Семипалатинской области и располагалась в 8 километрах от ядерного полигона. Адрес для внешнего мира был зашифрован: «Моск­ва 400». Часть считалась секретной, и, соответственно, новобранцы поставили свои подписи на документе о неразглашении военной тайны.

– И хоть белорусов прибыло 8 пассажирских вагонов, верующим оказался я один. Потянулись однообразные солдатские будни: политзанятия, строевые, курс молодого бойца… Приближался момент принятия присяги. Текст, размещенный на большом ватмане, повесили на стену казармы: все принялись переписывать слова клятвы для заучивания наизусть. Все, кроме меня. Разумеется, со стороны начальства последовали вопросы и относительно того, возьму ли в руки оружие. «Нет, это не соответствует Слову Божьему» – мое заявление вызвало в рядах руководства легкий переполох. Сбежались работники политического и специального отделов, устроили целый «кинофестиваль»: где только фильмов на антирелигиозную тематику в таком огромном количестве достали?! Знаю, что «желающие жить благочестиво будут гонимы», потому приготовился к прессингу и попыткам пере­убедить меня в тщетности моих принципов. Но я был спокоен: «Господь мне помощник, и не убоюсь: что сделает мне человек?» (Евр. 13:6). Дух мой ликовал и радовался!

Недоброжелателей у Якова в армии хватало, хотя со временем многие свыклись с его статусом верующего. Только старшина никак не желал оставить новобранца в покое, лютовал, за малейшее нарушение давал 2-3 наряда вне очереди. Яков понимал, что начальник хочет его сломать, добить, деморализовать… А Бог вступался за Свое дитя и старшину оставлял в проигрыше!

– Вот хотя бы случай, когда наша рота получила приказ рыть траншеи под водопровод в воскресенье. Я всегда отказывался работать в день, когда следует святить Господа, при этом был готов понести наказание. К моей позиции даже командир роты, который втайне сочувствовал мне, уважительно называя меня по имени-отчеству, лояльно отнесся, а старшина аж бесился: «Я б его под пистолетом заставил…» Так вот. Каждому солдату старшина выделил метровый участок земли… А я уже говорил, что степная почва очень твердая, будто цемент: без ломика да кирки не одолеешь и пяди… Глянув на меня, старшина издевательски проронил: «А тебе – два метра! И чтобы к утру понедельника справился». Я же рассудил: ну что он мне сделает? На «губу» посадит? Пусть… При каждой удобной возможности я уединялся на автомойке, где молился, уповая на Бога. А Он являл, как свет, правду Свою! И охватило меня такое необычное состояние беспечности, что я забыл про эту злосчастную траншею! Будто память отшибло. А когда пришло время отбоя, то лег и заснул крепким сном… В 3 часа ночи меня неожиданно разбудил командир взвода и приказал ехать на станцию разгружать вагоны с ящиками, в которых находились боеголовки… Но мой кран развернули обратно в часть: он оказался неподходящим для разгрузки тяжеловесного оборудования. По прибытии на место я вдруг услышал внутри себя голос, напоминающий: «Траншею копать надо…» Выскочил из кабины крана, схватился за ломик, но не успел взмахнуть им, как ко мне подошел часовой и поинтересовался, что это я ночью собрался делать? Узнав, вдруг предложил свою помощь: мол, замерз, надо согреться! К утру закрепленный за мной фронт работ был выполнен! Обычно после развода старшина распускал солдат по рабочим местам, а тут отдал приказ стоять на месте и побежал траншею смотреть… На его лице застыла гримаса радости: начальник предвкушал, как объявит перед строем о невыполнении мною приказа. Но был разочарован…

Вспоминает Яков Илларионович и добрые моменты в период службы в армии. Например, ему предоставилась возможность приобрести дефицитную специальность крановщика. Впоследствии он 10 лет работал на гражданке водителем крана… Как-то посадили христианина за баранку старого бортового грузовика, техническое состояние которого было плачевным. На новую машину Гук и не рассчитывал: привык, что все худшее достается ему. Взялся довести автомобиль до ума: посетило внутреннее убеждение, что с ремонтом справится. В результате починил даже стартер: Господь наделил умением и чутьем! И так это его окружение впечатлило, что начальство выделило солдату под отремонтированный грузовик теплый бокс. Только старшина по-прежнему оставался недовольным…

– Рука Божья всегда была надо мной, в какие бы передряги я ни попадал. Порой казалось, что хуже ситуации не придумаешь, а Бог и в «огненной печи» сохранял. Никогда не забуду капитана, с уст которого ненароком срывались словосочетания, характерные только для лексикона христианина. Например, «по воле Божьей…» Откуда у него это? Не исключено, что в родне были верующие, но должность при погонах мешала ему открыться. Судили меня, когда капитан уехал в отпуск…

«5 ЛЕТ! 5 ЛЕТ!»

«…Юноши… вы сильны, и слово Божие пребывает в вас, и вы победили лукавого» (1 Ин. 2:14).

– Благодарю Бога, что всегда имел возможность молиться, потому духовно укреплялся и обновлял свою веру! Степь, вокруг ни души… Еду, остановлю машину, преклоню колени под открытым небом… И даже когда старшина добился своего (перевел в автослесари), Господь обратил новое обстоятельство мне во благо: появилось еще больше свободного времени для общения с Богом – боевые машины редко ломались!

Яков знал, что на него давно заведено уголовное дело, и был готов предстать перед судом. Судьбами христиан, служащих в секретных войсках, распоряжались в Москве. И вот пришло распоряжение сверху: закрыть дознание о рядовом Гуке и привести приговор в исполнение…

– Перед обедом подошел ко мне все тот же старшина, приказал переодеть рабочую гимнастерку: «Тебя военный прокурор вызывает». Вошел я в помещение, доложил по форме… «Ну что, Гук, не передумал насчет своей веры? Ведь ты тут один, нет твоих братьев во Христе рядом…» А мне на память пришли слова из духовного гимна: «Чем ночь темней, тем ярче звезды; чем глубже скорбь, тем ближе Бог». Я их и прочел вслух, как стихи. Прокурор вскинул брови: «Что-то знакомое… Ну-ка, повтори!» Достал из стола конверт, оказалось, пришло мне письмо с родины, от брата во Христе Пекуна Николая Игнатьевича. Попросил я почитать, быстро пробежал глазами по строкам. Взгляд остановился на только что прочитанных словах: «Чем ночь темней…» Воспринял их как ободрение от Господа!

Письмо подшили к делу… Суд прошел быстро. В составе трибунала были три полковника, в свидетелях – знакомые лица: все тот же старшина и еще один сержант. Дали Якову последнее слово. «Я никакого преступления не совершил, но, если вы меня судите как христианина, готов пострадать», – произнес он. После совещания один из полковников зачитал приговор: «Именем Союза Советских Социалистических Республик приговорить Гука Якова Илларионовича по статье 236, пункт «а», к 5 годам лишения свободы в колонии общего режима». Кассацию христианин не подавал…

– Хотя мне тогда 21 год всего исполнился… Старшина торжествовал, потрясая пятерней в воздухе: «5 лет! 5 лет!» Посадили пос­ле суда на «губу»: в камере ни тумбочки, ни топчана, а только метровая скамейка… А меня радость переполнила. Запел, несмотря на ругань конвоира. Апостолы Павел и Сила что делали в узах? Ноги в колодах, а они
песнопениями Бога прославляли!

Определили Якова в семипалатинскую тюрьму, где он пробыл месяц, а после по этапу повезли под Алма-Ату, в 5-ю сельскохозяйственную колонию. Но и на этом путешествие не закончилось. Вскоре этапированных осужденных поместили на «зону» в Джамбульской области. А там – ни бани, ни кухни, ни столовой… Только огороженные колючей проволокой шесть землянок. Около двух лет строили заключенные плотину… По завершении работ их на грузовиках отправили в Актюбинск на новый строительный объект.

– Жара стояла страшная, осужденные стра­дали от жажды. Нас сопровождал отряд конвоиров с собаками. На дороге в горах Тянь-Шаня был объявлен привал… Военные в составе двух человек отправились с термосом к горному роднику. Мы с нетерпением ожидали воды. Ведь накануне получили сухой паек, состоящий из булки сухого хлеба и двух гнилых селедок... Каждому выделили всего по одной кружке воды. В то время как на наших глазах конвоир открыл банку тушенки и вывалил ее содержимое собаке, затем протянул животному 2 кусочка сахара «на десерт» и вдобавок ко всему водой окатил… Зэки же в 45-градусную жару не получили ни капли больше! Старики падали, теряя сознание… Только к вечеру, дойдя до лагеря близ Актюбинска, мы смогли вволю напиться из расположенного посреди двора чана… Едва увидев воду, мы бросились к ней, не обращая внимания на предупреждающие выстрелы конвоиров…

Беседовала Н. Сушкевич

Полностью это уникальное свидетельство вы сможете прочесть в бумажной либо электронной версии журнала