Как же откажусь я?.. Одна большая маленькая жизнь (стр.28-30)
Как же откажусь я?.. Одна большая маленькая жизнь (стр.28-30)
Просмотров: 1402 | Голосов: 3 | Рейтинг: 2 |
-2 -1 0 +1 +2   
Как же откажусь я?.. Одна большая маленькая жизнь (стр.28-30)

Мы то и дело повторяем, как довольны «летом Господним благоприятным», как рады ему. За веру не притесняют, детей не отбирают, не бросают в тюрьмы, не увольняют с работы. Значительно реже вспоминаются нам те, пламенем чьих молитв созидалась эта наша теперешняя свобода. Созидалась десятилетиями, в чаду скорбей и испытаний. Они и сейчас живут среди нас, тихи и неприметны, и родительские мольбы их по-прежнему возносятся за молодых – счастливых, вольных, порывистых. Но один за другим голоса эти смолкают. Все меньше в Церкви наших кротких терпеливых ходатаев. Все больше их в вечности. Все чаще и отчетливее вольные и порывистые осознают свою нужду в бабушке – в теплой ласковой руке, в мудром совете, просто в ее обществе. Хорошо, когда понимаешь, как это ценно. Вдвойне хорошо, когда понимаешь это вовремя…

Христианка Софья Николаевна Симаненко – маленькая сильная женщина. Одна из тех, кого в «печи, раскаленной огнем», в самый расцвет КПСС-империи, сам Христос водил за руку и хранил в этом пекле невредимыми. Сестра Софья была «верна до смерти» и воистину получила свой «венец жизни»: сегодня ей 90. Не сетует ни на память, ни на самочувствие, дух ее бодр, вся она словно являет собой пример того, как это – когда «внутренний человек со дня на день обновляется».

В далеком 20-м году того злосчастного столетия в белорусской деревеньке Пласкиня на свет появилась девочка – десятый ребенок в семье. Разносолов, что называется, не кушали, нужда, голод, обноски – всего и не упомнишь. Дожив до 15, Соня лишилась матери. Овдовевший отец семейства со своими 4 классами слыл человеком образованным и скорым на помощь, сельчане уважали. Божья рука уже тогда была над этим домом: вечерами здесь вслух читали Евангелие, дети знали «Отче наш», но в тех условиях подобные вещи, для нас с вами естественные и заурядные, хранились в тайне.

Череда самых болезненных лишений началась в военные годы. Деревню оккупировали, жителей расстреляли... Соню с сестрой вывезли в Любань, где девушки вынуждены были строить для захватчиков окопы. Партизаны пошли в ночные наступления, фашисты, побросав неработоспособных пленных, дали стрекача. Больные тифом сестры как забракованная рабсила в число угнанных в Германию не попали, приютили местные. Чуть погодя и смертоносная зараза отпустила – Бог знал, как много еще Соне предстоит для Него потрудиться.

Хотя поначалу даже сопротивлялась. Когда жизнь вошла в привычную колею, и Софья, уже мать и жена, регулярно пересекалась на коммунальной кухне с соседями, убежденными пятидесятниками, вряд ли она придавала факту такого соседства особое значение. Позже на их место пришли другие, тоже почему-то христиане. Не умолкая говорили о Нем, молились за Сонину семью, приглашали на собрание… Настроена была скептически. Сказывалось, быть может, ожесточение: осиротевшая дочь, дитя войны, очевидец и жертва фашистских издевательств – поводов хоть отбавляй. Впрочем, противилась она недолго.

Однажды ночью сына атаковал приступ удушья. Софья была в панике: причины не знает, помочь не может, мальчику все хуже. Упав на колени, перепуганная мать в буквальном смысле слова возопила: «Исцели, Господи! Ты ведь можешь!» Соседи, услышав за стеной крик, сию минуту тоже встали на молитву за ребенка.

Ответил. Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Иной, возможно, после подобного опыта лишь ослабил бы оборону, Софья же с легким сердцем капитулировала. С охотой, как только представилась возможность, пошла на собрание, где без долгих экивоков и покаялась. Заключив в 1960-м завет с Господом, через год она была крещена Святым Духом.

А правящий режим тем временем ретиво гнул свою и без того кривую линию: Бога нет, рая нет, ада нет, есть только Партия и мы! Ну и далее по тексту, «…рабы – не мы, ум честь и совесть нашей эпохи мы». Это для постсовдеповского поколения забавные патетичные слоганы – лубочный анахронизм, способный вызвать в лучшем случае снисходительную усмешку. Но в той реальности с первых аккордов всенародно любимых и идеологически выдержанных гимнов тысячи глаз вспыхивали лихорадочным идейным блеском. Каково среди этой иллюминации приходилось верующим? Софья Николаевна помнит до сей поры...

Савелий Прощенный