Точка всегда обозримей в конце прямой,

Веко хватает пространтсво, как воздух - жабра.

Изо рта, сказавшего всё, кроме "Боже мой",

вырывается с шумом абракадабра.

Иосиф Бродский

Случалось вам после попытки поделиться Благой вестью конфузливо съеживаться, жутко об этой попытке жалея? Стыдно сказать, но нам – да. Всего раз, по дороге с молодежной конференции. Духовный подъем испытали необычайный, зашкаливали все датчики, страстно хотелось немедленно спасать мир – хватать мрачных сограждан за грудки и до тех пор колошматить, пока полученная установка не будет осмыслена в полном объеме: «Да познайте же наконец Бога и радуйтесь! Зачем живете вообще?!»

Но мы с Ингой взяли себя в руки и остановились на привычном методе цивилизованного благовестия. Поначалу все шло нормально, народ попадался приветливый, стопочка пригласительных худела на глазах – и тут мы увидели ее. Вернее, не сразу даже поняли, что это «она». У входа в рыбный прямо на ступеньках сидел человек неопределенной половой принадлежности. Одежда являла собой ворох землистой ветоши, в котором даже конечности угадывались с трудом. На голове, обмотанной каким-то невообразимым поеденным молью платком, будто насмешка, горделиво возвышалась широкополая соломенная шляпа. Только когда в край охамевший голубь дерзнул на нее присесть, фигура отмерла и спугнула птицу, неуклюже махнув рукой.

Подойдя ближе, мы разглядели лицо. Женщина. Возраст определить, как и у всего городского плебса, не представлялось возможным: ей могло быть как 40, так и все 80. Но серые сморщенные кисти свидетельствовали о том, что ближе все-таки ко второй отметке. Инга присела на корточки: «Кушать хотите? Купить вам чего-нибудь?» Та окинула ее недоуменным взглядом, затем меня, как-то очень недобро хмыкнула и поинтересовалась: «Что, делать нечего?» Подруга смутилась. Я присела рядом и, стараясь, чтобы интонация вышла как можно более доброжелательной, ответила: «Просто решили угостить вас чем-нибудь вкусненьким». «Пива купи», – бросила она, словно забавляясь. Все больше становилось не по себе. По Инге было видно, что она испытывает те же ощущения. «Если вы голодны, мы вас накормим, – уже холоднее сказала я. ­– А еще одна бутылка пива счастливее вас не сделает». – «А ты почем знаешь?» – «Знаю. Счастливее вас сделает свобода, которую дает Иисус». Вдруг она поглядела в упор на притихшую Ингу, угрожающе подалась вперед и, выстреливая каждое слово, прямо в лицо ей отчеканила: «А. КТО. ТАКОЙ. ИИСУС?» Инга, не отводя глаз, спокойно сообщила: «Тот, Кто вас любит».

Такой прыти от старого грузного человека ожидать было никак нельзя. Женщина вскочила с крыльца, подхватила стоявший рядом мешок с чем-то гремящим и опрометью понеслась на другую сторону улицы. Всё это проделала, ни на миг не переставая материться самыми витиеватыми выражениями. Из нее, минуту назад еще такой немногословной, как пробку вышибли. Нам из всей тирады адресовывалась лишь часть, общий же смысл сводился к одному – омерзительная хула на Бога. Мы с Ингой так опешили, что даже не переглянулись. Просто стояли и оторопело смотрели ей вслед.

Поток брани иссяк. Отдалившись шагов на 15, она стала на бордюр, раскрыла свой пакет и принялась выбрасывать из него на проезжую часть бутылки. Одна бутылка, вторая, третья… Стекло звонко разлеталось по асфальту, хрустело под колесами автомобилей, хотя отдельные осколки легко могли пробить шину, а она все бросала и бросала. И никто даже не думал ее останавливать. Люди, ожидавшие транспорт, только наблюдали, точно под гипнозом, за этим вздорным, совершенно бессмысленным действом. Наблюдали и мы, растерянные и остолбеневшие. Уничтожив всю стеклотару и швырнув от себя пустой пакет, она резко обернулась, плюнула в нашу сторону и надрывно прокричала: «Че вылупились? Кто любит?! Я ничто, я пустое место!»

Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее... А во что обошлось Ему право на счастье для такого вот «пустого места» – известно ли ей? Известно ли это прочим, коих неприкаянные орды слоняются среди тысяч помоек по всему миру? Христос воскрес, но озлобленная женщина предпочла оставаться погребенной заживо. И это выбор. Правда, представ перед Ним однажды и услышав: «Дитя, говорил ли тебе кто обо Мне?», обреченная по собственному желанию душа уже не оправдается невнятными «не видела», «не думала», «не знала».

Вероника Чернявская