Иисус не только Своим примером показал ученикам как надо молиться, не только дал им соответствующее наставление, но и новую молитву – «Отче наш». Евангелия дают «Отче наш» в двух разных редакциях – более длинной у Матфея (6,9-13) и более короткой у Луки (11,2-4). Для их оценки поучительно обратить внимание на соответствующие контексты.

У Матфея таким контекстом является полемика с фарисеями о милостыне, молитве и посте (6,1-18). Она развертывается в трех строго параллельно выстроенных фрагментах (6,1-4.5сл.16-18), причем лишь тот фрагмент, в котором идет речь о молитве, расширен за счет добавления трех логий о молитвенной практике: это предупреждение против болтливости (6,7сл), «Отче наш» (6,9-13) и наставление о готовности прощать (6,14сл). У Луки «Отче наш» тоже помещается в рамки молитвенного катехизиса (11,1-13). Он тоже четырехчастный и включает просьбу «Научи нас молиться» с «Отче наш» (11,1-4), притчу о просящем друге, которую Лука понимает так, что основой молитвы является настоятельная просьба (11,5-8) (Ее первоначальный смысл заключается не в этом. В центре притчи сначала был не просящий друг, а тот, кого просят, и сравнивался он не с молящимся человеком, а с Богом: если уж человек ночью встает, чтобы помочь другу выйти из затруднительного положения, то тем более поможет Бог, услышавший о бедственном положении своих.), призыв молиться (11,9 сл) и образное изречение о щедром отце, призывающее верить, что молитва будет услышана (11,11-13). Эти два молитвенных катехизиса имеют совершенно разное назначение: у Матфея он обращен к тем, кто умеет молиться, однако их молитве угрожает опасность стать малодейственной; у Луки – к тем, кто только еще должен научиться молиться по-настоящему.

 Смысл молитвы

 Для понимания «Отче наш» важна просьба [Господи, научи нас молиться, как и Иоанн научил учеников своих], которая, согласно Лук. 11,1, дала Иисусу повод сформулировать молитву. Ведь эта фраза дает понять, что неназванный ученик просит о молитве, которая отличала бы последователей Иисуса, как членов общины спасаемых. Следовательно, «Отче наш» с самого начала мыслилась не только как образец правильной молитвы, но и как опознавательный знак; в этом качестве Церковь затем и пользовалась ею в течение столетий.

Композиция «Отче наш» очевидна: 1) обращение, за которым следуют 2) две короткие «просьбы о Твоем» 3) две более длинные «просьбы о нас» и 4) короткая заключительная просьба.

Обращение патер (Лк. 11,1) восходит к арамейскому ‘Abba, и в данном случае его следует переводить «наш Отец» (как правильно делает Матфей в 6,9). Обращение к Богу ‘Abba– это своеобразная особенность языка Иисуса, в которой проявляется как Его доверие к Богу, так и осознание Своих полномочий. Молитвой «Отче наш» Иисус дает «малым» привилегию повторять за Ним это ‘Abba. Как члены семьи Божьей они могут обращаться к Богу-Отцу и просить Его о дарах. То, что этой молитвой Иисус приобщил учеников к Своим Сыновним полномочиям, древнейшая Церковь с самого начала рассматривала как нечто значительное. Павел говорит, что нет более очевидного доказательства сыновства, чем когда кто-либо отважится взывать к Богу ‘Abba.

Далее следуют две «просьбы о Твоем»: «Да прославится имя Твое. Да придет Царство Твое». Не только по форме, но и по содержанию обе просьбы теснейшим образом связаны. Они не созданы заново Иисусом, а происходят из еврейской литургии, а именно из «святой» молитвы Каддиш, завершавшей синагогальное богослужение и известной Иисусу с детства. Каддиш – одна из очень немногих арамейских молитв древнего иудаизма; эта ее особенность объясняется тем, что она читается сразу после произносившейся проповеди на арамейском языке. В самой древней из дошедших до нас форм эта многократно повторяемая молитва звучит так: «Да возвеличится и освятится великое имя Его во вселенной, которую Он сотворил по своей воле. Да явит Он царскую власть свою при вашей жизни и во дни ваши, и во дни всего дома Израилева в ближайшее время. Да будет благословенно великое имя всегда и во веки веков. Аминь»

Каддиш – это эсхатологическая молитва. Обе просьбы – об одном и том же: о наступлении Царства Божьего. Каждое вступление во власть земного правителя предполагало поклонение, выражаемое словами (возгласы одобрения) и жестами (поклоны). Также будет и когда Бог явит Свою славу: Его имени будут поклоняться, и все подчинятся Его власти. Таким образом, в Каддиш звучит мотив интронизации. Соответственно следует понимать и обе «просьбы о Твоем» в «Отче наш». Это просьбы о наступлении часа, когда явлена будет святость Бога и начнется Его владычество. Нынешний мир находится под властью сатаны; зло торжествует. Из этой глубины бедствий ученики Иисуса взывают к Богу о низвержении сатаны и об открытии Царства Божьего. Они умоляют о сокращении последнего испытания, иначе никто не спасется (Мк. 13,20). «Просьбы о Твоем» – это выражение упования на Божественное обетование и милосердие; произносящий их оставляет повседневные дела и, окруженный злом и мраком, всем своим существом устремляется к Богу.

Еврейская община и ученики Иисуса одними и теми же словами просят Бога явить Свое величие. И, тем не менее, между их просьбами есть большая разница. Каддиш молится община, которая пока еще находится в самом начале ожидания. «Отче наш» молятся те, кто знает, что дело милости Божьей, великая перемена, уже началось.

 Две «просьбы о нас» (о хлебе и о прощении грехов) также теснейшим образом связаны между собой. Если верно, что начало «Отче наш» опирается на Каддиш, то сама форма просьб показывает: акцент делается на то новое, что добавил Иисус, т.е. именно на «просьбы о нас».

 Первая из них – это просьба о хлебе насущном. Тот же Иероним не только сообщает, какое слово вместо «насущный» употребляли в «Отче наш» говорящие по-арамейски христиане из евреев, но и дополняет перевод объяснением: [mahar, как они говорят, завтрашний, что означает: хлеб наш завтрашний, т.е. будущий, дай нам сегодня]. Иероним, таким образом, истолковывает «хлеб насущный» как «будущий хлеб». Действительно, хотя maharбуквально означает «завтрашний день», в переносном смысле это «завтрашний день Божий», будущее, т.е. время конца мира. Следовательно, под завтрашним хлебом Иероним понимает не земной хлеб, что-то вроде прожиточного минимума, а хлеб жизни. В первом столетии такое эсхатологическое понимание было господствующим как на Востоке, так и на Западе. Эсхатологическая направленность всех остальных просьб «Отче наш» говорит о том, что просьбу о хлебе Иисус действительно понимал как просьбу о хлебе времен спасения, хлебе жизни.

Было бы, однако, грубой ошибкой понимать просьбу о хлебе в духовном смысле. Для Иисуса земной хлеб и хлеб жизни никоим образом не противостоят друг другу, поскольку в Царстве Божьем все земное освящается. Хлеб, который преломлял Иисус, приглашая мытарей и грешников за Свой стол; хлеб, который Он подал ученикам во время Последней трапезы, был земным хлебом и, в то же время, хлебом жизни. Для учеников Иисуса каждая общая с Ним трапеза была трапезой спасения, предвосхищением трапезы в новом мире. Во время каждой трапезы Он был главой семьи, каковым Он будет по завершении мировой истории. Первохристианская община сохраняла это эсхатологическое понимание, когда называла свои общинные трапезы «трапезами Господними» (1 Кор. 11,20). Это же подразумевается и в просьбе о «завтрашнем хлебе», в которой не отделяется повседневность от небесного мира, но речь идет о том, чтобы в мирской повседневности действовали силы и дары грядущего мира. Лишь после уяснения эсхатологической направленности просьбы о хлебе становится понятным, какую силу несет в себе слово сегодня. В порабощенном сатаной мире, когда Бог так далек, ученики должны просить, чтобы уже сегодня они были причастны к будущей славе. Они могут взять в обе руки хлеб и умолять: здесь и теперь, уже сегодня, дай нам хлеб жизни, ниспошли его в нашу бедную жизнь!..

Иоахим Иеремиас