Мысленно просит прощения у Небесного Отца за ропот, благодарит за воскресшего Сына и со словами приветствия распахивает двери приземистого строения подстанции скорой помощи. Край уха улавливает монотонный голос диспетчера: первый безотлагательный вызов со зловещим «умирает» лишает ее вожделенной чашки горячего кофе. «Любимое» время инфарктов –
раннее утро.

При повороте в частный сектор машину начинает трясти на ухабах… Реанимобиль стремительно въезжает в кем-то заботливо распахнутые ворота. На крыльцо выбегает немолодая женщина, каждый жест которой выдает неподдельную тревогу:

– Отцу плохо… В полуобморочном состоянии… Сердце, видимо… – короткие отрывистые фразы эхом доносятся уже из лабиринтов длинного коридора. В полутьме бригада медиков следует в глубь дома… На одной из стен – «иконостас» из пожелтевших фотографий. С их потрескавшейся от времени поверхности на гостей браво взирает совсем юный паренек с гроздью наград на военном кителе. А рядом неожиданно на керамической табличке – выжженные стихи из Писания: «Воскресивший Христа из мертвых оживит и наши смертные тела Духом Своим» (Рим. 8:11).

Светлая ситцевая наволочка в мелкий цветочек только подчеркивает изможденность и синюшный цвет старческого лица. Раздирающая грудину боль, кажется, пропечаталась в каждой борозде глубоких морщин человека, имеющего явное сходство с внешностью бравого вояки на фотокарточке…

– Сестричка… – пересохшими губами-ниточками едва слышно выговаривает он и тычет сведенным артрозом пальцем куда-то влево. – Жжет…

– Инфаркт,– засовывая в карман униформы стетоскоп, роняет врач.

На носилках, с особой осторожностью, старика перемещают в «скорую». В машине он теряет сознание. Второй фельдшер будто из пулемета строчит данные больного со слов всхлипывающей и провожающей отца дочери. Мельком Ольга выхватывает взглядом из записей дату рождения старика и уважительно кивает головой: «Судя по возрасту, фронтовик…»

Водитель спешно заводит мотор. Едет аккуратно, понимает: лишняя тряска опасна для жизни пациента. Наконец асфальтированная дорога. Руки Ольги привычно тянутся к дефибриллятору. Влажные «ладони» электродов плотно прижаты к впалой грудной клетке…

– Максимальная мощность! Разряд! – всякий раз, когда врач отдает привычные команды, воображение Ольги рождает картину боевых действий Великой Отечественной. И чувствует себя этой самой сестричкой, выносящей на своей узкой спине с поля очередного раненого. И всякий раз мысленно молится: «Господи, продли дни жизни неспасенной души и приведи к покаянию!» Разряд… «Змея» электронного показателя будто натянутая стрела. Взгляды медработников в ожидании гипнотизируют экран. Еще разряд! И «змея» пускается в пляс зигзагами. Скулы пациента еле заметно розовеют, напряжение, повисшее в воздухе, мгновенно
спадает.

– Какой сегодня день? – больше угадывает по движениям чуть шелохнувшихся губ, чем слышит, Ольга. Делая инъекцию, машинально отвечает:

– Пасха, – и со значительным нажимом в голосе уточняет: – Христос воскрес!

Короткий кивок, означающий: «Согласен. Воистину воскрес!»

Неожиданно старик вытягивается, будто по стойке смирно, на столе. А взгляд устремляется вверх и становится неподвижным. Ольга испуганно хватает его за запястье. Сквозь тонкую сухую кожу отчетливо пробивается пульс. Вздох облегчения с шумом вырывается из легких фельдшера: видимо, никогда не стать ей беспристрастным и хладнокровным медработником. Она прослеживает глазами, куда смотрит больной. Сквозь приоткрытый люк крыши виден нежно-пепельный кусочек неба. Погода нынче не задалась. На лицо старика брызгает мелкий дождь. Вопреки капризам весенней природы он улыбается. За его плечами – без малого столетие.

– Еще одна жизнь спасена, – думает Ольга, не отрывая взгляда от неба и ощущая, как сердце стремительно наполняет праздничное настроение…– Пасха… Смерть побеждена. Иначе и быть не может…

Н. Сушкевич