Наверное, нужно иметь внутренний стержень прочнее титана, чтобы противостоять влиянию окружения. Но если это влияние – созидательное и исходит от мужа Божьего, то почему бы и нет? Разговаривая со служителем Центра ресоциализации и адаптации в г. Барановичи Юрием Омелюком, невольно отметила: манера вести беседу имеет большое сходство с той, в которой привык изъясняться Иосиф Латышевич (о нем мы писали в № 5 и 6 за 2016 г.). 10 лет назад Иосиф стал своего рода «крестным отцом», предложившим бывшему алкоголику служение в реабилитации… По словам Юрия, об этом он и мечтать не смел… А ведь ему сам Бог велел наконец с полным правом реализовать свое призвание педагога. Юрий по образованию – учитель.

Все схвачено, за все заплачено...

– Родился я в поселке Волчин, знаменитом тем, что там прошла жизнь последнего великого князя литовского и короля польского Станислава Понятовского. Когда мне исполнилось 6 лет, переехали в Дрогичинский район, спустя еще некоторое время отец перевелся в город Березу. Моему детству по советским меркам можно было позавидовать: я не знал отказа ни в чем благодаря родителям, занимавшим руководящие должности (папа – в области ветеринарии, мать была заведующей детсадом). Когда мне исполнилось 8 лет, родилась сестренка. Но я по-прежнему был окружен родительской любовью и заботой. Может быть потому, что часто болел… Отец брал меня с собой на футбольные чемпионаты в Брест, я частенько присутствовал во время застолий с участием влиятельных папиных друзей. Я видел, что отец способен запросто решать свои и чужие проблемы с помощью власти и блата. Помню, как в одно из очередных застолий в мой адрес было сказано: «Твое дело – закончить институт, а дальше ВСЕ будет устроено по высшему разряду». К слову, в школе я учился неплохо, хотя стараний особых не прилагал. Имел способности к гуманитарным нау­кам, а также преотличную память на даты и биографии… И это при том, что меня влекла улица и в друзьях водились ребята гораздо старше по возрас­ту. В 6 лет я уже выкурил первую сигарету. У личного водителя папы украл пачку сигарет. Получил тогда крепкого ремня… Увы, меня это не остановило. Сами родители не курили, боролись с моим «баловством», которое к окончанию школы незаметно переросло в стойкую никотиновую зависимость… Как-то преподаватель, заметив стайку дымивших возле крыльца УПК подростков, произнес фразу, которая, будто неосмотрительно пущенная стрела, проклятием вошла в мою жизнь: «Кто из вас курит, тот будет и водку пить». Я почему-то запомнил ее…

По субботам, как водится, перед дискотекой мы с одноклассниками неизменно «принимали на грудь». Воровали спиртное у родителей. Благо у моего отца в домашнем баре этого добра было предостаточно…

"Под забором"

– После успешного окончания школы стал перед выбором: куда поступать? По материнской линии практически все – педагоги, поэтому по совету родственников подался в пединститут. Сдав экзамены, был зачислен на филологический факультет по специальности «Белорусский язык и литература + история». И хоть профессия учителя не относилась к престижным, в моей голове устойчиво гнездилась мысль: дай только срок, и папа все устроит… Тем более что в смутные 90-е в Беларуси «адраджалася мова», специалисты со знанием белорусского языка ценились, т. к. повсеместно требовался перевод документации… А еще это была эпоха ларьков и политического перелома, рэкета и переоценки ценностей… Личной цели я не имел, как, наверное, и внутреннего стержня, поэтому легко поддавался влиянию. Комната общежития, где я проживал с однокурсниками, славилась количеством предупреждений, полученных от деканата. Стены ее буквально гудели от ежедневных пьянок-гулянок. Как только экзамены сдавали, ума не приложу…

Когда я учился на 3-м курсе, умерла мама: слишком поздно обнаружили онкологию… После ее смерти папа совсем потерял вкус к жизни, уволился с должности, сестренку забрала на воспитание тетка, в доме поселилось уныние, а в моей душе – чувство обиды на судьбу… Ну почему это случилось именно со мной? Привыкший к тому, что фортуна, схваченная когда-то за хвост отцом, улыбается мне во все тридцать два, я не мог привыкнуть к новому положению вещей. Свое разочарование заливал алкоголем… Однокурсники стали замечать, как частенько перебираю «норму» и тогда веду себя неадекватно… Я не только искал «приключений», но и не раз пытался покончить с собой…

После окончания института вернулся в Березу, где благодаря старым связям отца устроился в школу учителем истории. С горем пополам протянул 2 года практики. Репутацию молодого специалиста подмочил во всех смыслах: уходил в запои, потом брал фиктивные больничные, лгал руководству школы… За несколько лет мне пришлось сменить не одно место работы как в Березе, так и Бресте, куда я перебрался со временем. И даже в «приличных» местах умудрялся найти «друзей по несчастью». Последним местом, куда я трудоустроился, имея за плечами длинный послужной список, венчавшийся увольнением по статье, была стройка. Официального оформления я не требовал. Мог прийти через месяц запоя на работу, и меня без слов принимали. Это было уже «дно» с соответствующим контингентом. Однажды меня оставили пьяного в вагончике и я там чуть не сгорел…

К 30 годам ощущал полное разочарование в жизни. Моих однокашников удивляло, что я безработный и вообще деградировал. Многие из них, так называемые «середнячки», уже успели сделать карьеру. Все предложения о помощи со стороны родственников я отвергал. Правда, согласился на «кодирование». Метод гипноза был в новинку, а потому модным в то время. Все-таки я желал изменить образ жизни, которая тяготила меня все больше. По неделям я не выходил из дому, т. к. стыдился соседей, ведь мои поступки в нетрезвом состоянии не поддавались логике и объяснению… Процедуру кодирования проходил на кафедре психологии родного Брестского педагогического института. И оказывали «помощь» мои же преподаватели – таким образом они подрабатывали в свободное от основной преподавательской деятельности время… Сколько знакомых собутыльников, поддаваясь уговорам родни, подвергались кодированию и тем самым добровольно «давали место дьяволу» в своей жизни! Сколько после этого покончили с собой: только на моей памяти наберется с десяток! Кодирование не помогало: не проходило и двух дней, как я срывался… Кроме того, поведение мое все больше расходилось со здравомыслием. Однажды я запустил в окно табуретку. Что мне тогда почудилось, не помню…

В мое сознание прочно въелась мысль, что заводить семью не стоит. Останавливал печальный опыт некоторых собутыльников, которые успели к 30 годам развестись и искали потом утешения в спиртном и беспорядочных половых связях. Я не верил в настоящую любовь, как, впрочем, не имел желания нести ответственность еще за чью-то жизнь… Со своей не мог разобраться. Вдруг стал задумываться, что такое проклятие… Почему стал алкоголиком, хотя вроде не было к тому видимых предпосылок? Бога наша семья никогда не отрицала, в квартире висели дорогие иконы – как произведения искусства.

Однажды я заснул в троллейбусе, на конечной разбудил водитель. Едва держась на ногах, вылезал в зимнюю ночь под густой снегопад с мыслью: «Ты уже всем надоел…» В свете фонарей разглядел полоски на приближающемся милицейском «жигуленке» и, не раздумывая, ринулся наперерез. Кажется, я даже не удивился, когда в отделе встретил знакомого – начальника уголовного розыска. Еще не вполне протрезвевшему, он втолковывал мне, что я едва не подставил его. Напоследок по-доброму пожелал: «Задумайся. Ты ж погибнешь…» Не могу сказать, что я тут же последовал его совету, но по крайней мере с помощью двоюродного брата доехал до наркодис­пансера. Спустя несколько дней, худо-бедно придя в себя после капельниц, огляделся и понял: это медицинское учреждение не панацея от алкоголизма. Ведь большинство здесь – постоянные клиенты… Одним из них вскоре стал и я, т. к. продолжение моей истории по-прежнему изобиловало старыми сюжетами. В наркологии я впервые услышал свидетельства ребят, прошедших реабилитацию. Почему-то их рассказы не впечатлили. Но зато познакомился с одним из «бывших» – Анатолием, церковное служение которого заключалось в посещении наркологии. Бог положил ему на сердце молиться за меня. И когда спустя два года мы встретились с ним «на том же месте», я уже дошел до ручки: чувствовал, что еще немного – и сойду от непрекращающихся пьянок с ума… После очередного курса лечения вышел на улицу с чувством, что ничего не изменилось, в кармане – пусто, на душе – тоже. Мороз, без шапки, тонкая осенняя куртка не греет, пойти некуда... В общем-то я был бомжем, поскольку заплатить за жилье не имел возможности. Вспомнил про Анатолия, который снимал времянку возле Дома молитвы в Бресте. Он приютил меня без лишних слов, доверил свое имущество, хотя сам днем работал, и я мог, воспользовавшись его отсутствием, что-нибудь вынести… Вскоре мы связались с реабцентром в деревне Боровики (Светлогорский р-н). Все места были заняты. Меня взяли «сверх плана»: девятым…

"Под благодатью"

19 февраля 2006 года мне исполнилось 32. А на следующий день я уезжал с Брестского вокзала в Светлогорск. Перед тем как сесть в поезд, успел найти себе компанию: выпили… В вагоне «догнался», в Боровиках появился подшофе… Утром с похмелья удивленно таращил глаза на людей, одетых в обычную одежду. Религия у меня ассоциировалась с образами в окладах, с батюшкой в рясе. Про «баптистов» слыхал, но общаться – не общался… Впрочем, заочно уважал их: спиртного не употребляют, женам не изменяют… Компромат про «хапуны» и жертвоприношения воспринимал на обывательском уровне – равнодушно: чего только не бывает на белом свете. Кстати, по приглашению служителей, посещающих наркологию в Бресте, пришел однажды на собрание. И даже откликнулся на призыв к покаянию. Стоял возле кафедры, плакал… Но «…кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия» (Ин. 3:3) – сказано в Библии. Жизнь моя никак не изменилась. Скорее это были слезы сожаления о том, что она не сложилась. Мне хотелось обратить время вспять, вернуться в юность… Я желал изменить внешнее, не задумываясь о глубинах – греховности, вине перед святым Богом… Собственно, поэтому мне было достаточно трудно находиться в центре. И дело касалось не только работы: приходилось и дрова заготавливать, и рассаду высаживать, и за теплицами ухаживать… Имея филологическое образование и подвешенный язык, становился на колени и не мог связать двух слов! Чтение Библии вызывало зевоту… Окружение также «смущало» меня. В частности, задавался вопросом, что я делаю среди этих зэков и наркоманов?
И не понимал, что Бог любит не избирательно, а абсолютно! Я ставил свое благополучное детство себе в заслугу, не разумея, что в глазах Бога являюсь таким же грешником, как и неоднократно судимые «сидельцы»! Сколько раз приходилось бороться с желанием оставить все и уехать… И только вопрос, звучавший в моем сердце: «А дальше что?» – не давал сделать роковой шаг… А еще – чудеса измененных судеб. Они происходили на моих глазах… Время от времени в памяти всплывали ободряющие слова двоюродного брата, сказанные им накануне моего отъезда в Боровики: «Вот посмотрите, из Юрика еще выйдет толк». Разговор происходил в присутствии многочисленных родственников, давно махнувших на меня рукой…

Однажды в Светлогорскую церковь, куда нас привозили из центра по воскресеньям, приехала христианская музыкальная группа «Эдем». В конце ее выступления прозвучал призыв к покаянию. Я вышел и понял, что в одночасье стал другим человеком! Мне захотелось жить! Уже находясь в реабцентре, открыл по привычке Библию и вдруг осознал, что читаю ее не так, как прежде. Это состояние можно сравнить с духовным прозрением: все вмиг стало понятным и интересным. И, как оказалось, мне тоже нашлось что сказать Богу: молился, испытывая духовную жажду по общению с Ним. Кроме всего прочего, работа тяготить перестала. Трудился с желанием, рвением… Повисший когда-то в воздухе вопрос о проклятии вновь обрел актуальность. Ведь когда я напивался, то постоянно ощущал внутреннее сопротивление: «Нет, не хочу, это не мое!» Но поделать с собой ничего не мог! В беседе со служителем старался проанализировать известные факты из жизни предков. Раньше я не придавал значения тому, что мой отец прибегал к аналогичному методу ухода от реальности, когда в жизнь приходили трудности. Просто его «запои» были делом эпизодическим. Кроме того, мой родной дедушка, будучи во времена революции ярым коммунистом и организатором колхозов, подпал не под одно проклятие, посланное в его адрес из уст раскулаченных односельчан. Человеческая зависть также сослужила недобрую службу в моем случае, ведь наша семья жила в достатке и вызывала пересуды у соседей...

По окончании программы реабилитации, второй этап которой я уже проходил в Барановичах, где и получил крещение Духом Святым, мне сразу же предложили ехать старшим воспитателем в молодежный христианский лагерь «Силам» в Германию. По логике вещей получить визу злостному должнику по штрафам не светило априори! Но оформление визы прошло без сучка и задоринки, на границе официальная бумага вызвала сомнение и удивление у работников таможни. Бог дал зеленый свет, тем самым подтверждая Свои намерения творить в моей жизни чудеса…

Н. Сушкевич