Родился в рубашке
Родился в рубашке
Просмотров: 971 | Голосов: 2 | Рейтинг: 2 |
-2 -1 0 +1 +2   
Родился в рубашке

Двадцать лет назад в первых выпусках газеты «Благодать» было опубликовано свидетельство о том, как Бог защищает жизнь человека, который впоследствии примет бесповоротное решение примириться со Христом и служить Ему. Кстати, одно из преимуществ христианской прессы заключается в следующем: информация, размещенная в газете или журнале не только 20, но и даже 50 лет назад, не устаревает. Она каждый раз способна одарить читающего бесценным знанием о Божьих милости, любви и долготерпении. Сегодня мы публикуем полную версию свидетельства Степана Шинкаревича, повторяя вслед за псалмопевцем: «Памятными соделал Он чудеса Свои; милостив и щедр Господь!» (Пс.111:4).

Сон

Некий муж во сне предстал перед моей матерью и сказал ей: «У тебя родится мальчик в белой одежде».16 ноября 1946 года этот сон исполнился. Родился мальчик, которого назвали Степаном. Затем родились еще три брата и две сестры. Мать очень любила старшего сына, он отвечал ей взаимностью. Родители были верующими, жили на хуторе. В километре на север протекала река, за которой располагалось большое село Белоуша. Это было нелегкое время: разруха, голод и, в довершение ко всему, планомерное гонение на христиан. Мать и отец делали все, чтобы обеспечить своим детям сносную жизнь. С раннего детства мне приходилось помогать матери по хозяйству, потому что отца часто не было дома. Я рано научился косить, пахать. Моей обязанностью было смотреть за всей имеющейся живностью. Но детскому сердцу не хватало ласковых взглядов, объятий, материнской теплоты. Иногда в сердце закрадывалась обида от того, что младшие братья и сестры получают внимания и тепла больше, чем я. Казалось, что родители поступают по отношению ко мне
несправедливо…

Притворился

Однажды утром я решил подольше понежиться в постели. Был выходной день, все находились дома. Мама уже возилась на кухне. Слышались голоса, треск горящих поленьев в печи. «Степа, вставай!» – прозвучал мамин голос. В сердце закралась обида: «Неужели нет никого, кто бы мог помочь маме в ее работе?.. Интересно, а что они будут делать, если я умру?!» – подумалось мне. И я решил не отвечать. «Степа, когда ты встанешь? – вновь прозвучал повелительный мамин голос. Водя (это мой младший брат), пойди и разбуди Степу». Открылась дверь, и в комнату влетел Володя. Я затаил дыхание и притворился, будто сплю. Братишка подошел ко мне, толк­нул в бок, постоял, прислушался. «Мама, а Степа не дышит!» – закричал брат. «А ты его пощекочи», – ответила мама. Я очень боялся щекотки и поэтому приготовился было засмеяться. Но, к моему удивлению, прикосновения брата не вызвали никакого эффекта. Было ощущение, что Володя прикасается к кому-то другому. Кроме того, мне абсолютно не хотелось дышать. «Ого, как хорошо притворился!» – с восхищением подумал я о себе. «Мама, – встревоженно прозвучал голос Володи, – Степан умер». В спальню вошла мама. «Ну, хватит притворяться, сынок», – мягким голосом произнесла она. Я попытался изобразить на лице улыбку, весело вскочить с постели, показав всем своим видом, как ловко у меня получилось всех одурачить. Но с удивлением обнаружил, что не могу не только вскочить, но даже пошевелиться. Попробовал приоткрыть глаза – и этого не смог. Мама прикоснулась ухом к моей груди, дотронулась до холодеющих ног, приоткрыла мои глаза и вдруг закричала: «Сыночек!» Мне стало страшно. Не открывая глаз, я видел слезы на глазах мамы и брата. «О Боже, да ведь они, оказывается, любят меня! Но как показать им, что я живой?» – подумал я.

В комнату вбежал отец. Вначале недоверчиво притронулся ко мне, затем схватил холодеющее тело и начал трясти. Моя голова бессильно запрокинулась за спину отца. «О Господи, и он, оказывается, любит меня!» Я увидел слезы и на его лице.

Наблюдая за всеми как бы со стороны, отчетливо вижу, что происходит на кухне. Мама, схватившись руками за голову, ходит из угла в угол, как будто у нее сильная зубная боль. «Нужно бежать к Розделовскому», – слышу чей-то голос. Это врач в Белоуше. «Нет, уже поздно. Бегите к бабушке, к Политу!» Эти люди жили на хуторе недалеко от нас и тоже были верующими. Прибежали бабушка Тоня, тетя Надя, Полит и кто-то еще. Христиане опустились на колени и начали со слезами вопиять к Богу. Хотелось им хоть чем-то помочь. Мне стало жаль всех, особенно маму, я чувствовал себя винов­ником их горя, было ужасно стыдно из-за своего притворства.

И вдруг я почувствовал, как большая бутылка с горячей водой, которую положила мама, начала жечь ноги. Боль была ужасная, хотелось закричать, но ничего не получалось. Я не мог даже пошевелиться. Попробовал приоткрыть глаза, чтобы привлечь к себе внимание, – получилось! «Мама, Степа открывает глаза!» – восторженно закричал Володя, который во время молитвы занял удобную позицию для наблюдения за мной. Все посмотрели на меня со смешанным чувством удивления, страха и надежды. И тут радостно начали благодарить Бога за мое воскрешение. Наконец, я смог отдернуть ноги от горячей бутылки.

Прошло две недели, в течение которых я был освобожден врачом от школьных занятий. Еще долго кружилась голова, подкашивались ноги, словно после серьезной болезни. Меня окружили заботой, вниманием и любовью. В то же время было стыдно, что во всем случившемся виноват лишь я. И только много лет спустя признался маме, что причиной моей «смерти» была… жалость к себе.

РОДИЛСЯ В РУБАШКЕ

В 1962 году я поехал в Ростовскую область на станцию Зимовники, чтобы подзаработать денег и помочь своей большой семье. Работал на сеялке, косилке, пас овец, скирдовал солому, убирал кукурузу и хлеб.

Однажды комбайнер, работая на силосоуборочном комбайне, попросил меня отмерить сто шагов кукурузного поля, на котором мы находились, с расчетом, чтобы этот участок поля убрать до вечера. Поле, которое мы косили, в длину было больше километра. Тракторист будет двигаться, ориентируясь на меня как на указатель. Отмерив сто шагов, я обнаружил, что в этом месте до конца поля тянется незасеянное пространство (равное ширине сеялки). Моя задача облегчалась: как столб стоять было не нужно. Я немного отошел от края поля. Дул холодный, порывистый ветер. И хотя на мне была телогрейка, было прохладно. Я прилег на траву головой по направлению к полю, натянул на голову фуфайку, решив таким образом дождаться приближения комбайна. По правилам техники безопасности это было запрещено. Но я подумал, что при появлении комбайна в зоне видимости сразу встану на ноги. Ветер дул со стороны поля. Поэтому мне хорошо был слышен звук мотора. Вот комбайн дошел до конца поля, звук от трактора изменился. Когда он начал поворачивать, мотор внезапно заглох. «Наверное, какая-то неисправность», – промелькнуло в голове.

Прошло минуты две, двигатель завелся, мотор взревел, и трактор пошел на загонку. «Можно еще лежать, он все равно не будет видеть меня», – подумал я. Но через некоторое время понял, что нужно вставать. К своему ужасу, ощутил, что тело уже не в моей власти. Я вдруг почувствовал, что словно завис над своим телом. Вижу быстро приближающийся трактор, сверкающие на солнце гусеницы. Хочется убежать, но по-прежнему, как привязанный, нахожусь над своим телом, распростертым на земле. «Как заставить его подняться?» – в отчаянии пронеслась мысль. Недоумение, растерянность, страх овладели мной…

Когда до трактора оставалось не больше двух мет­ров, я вдруг поднял голову – страх отступил. Разум работал быстро и четко. «Если вскочу, он меня сразу сомнет», – хладнокровно отметилось в сознании. Я лежал в таком положении, что гусеница трактора проходила рядом, но неминуемо должен был попасть под ножи во вращающийся барабан комбайна, который двигался сразу за трактором. Я мгновенно передвинулся и тут увидел торчащий из днища штырь, который взбивал фонтанчики пыли на бугорках. Мелькнула мысль: «Схвачусь за него руками!» Правда, не подумал о том, что меня будет двигать под трактором вперед ногами, а также о том, что трактору через несколько мгновений нужно поворачивать и тогда меня неминуемо раздавит...

Степан Шинкаревич