– Софья Витальевна, потрудитесь объясниться! – нарочито генеральским тоном потребовал папа, рассчитывая втянуть Соню в шутливую перебранку, только бы вывести из этого хлюпающего носом упадничества. Само собой, операция провалилась и средней чистоты хныки мгновенно мутировали в душераздирающие рыдания. Пришлось действовать по традиционной схеме: сидя на коленях у отца и изливая свое горе в три ручья на его рубашку, Софья Витальевна, как правило, приходила в себя быстрее, чем при любом другом воспитательном подходе. В папиных объятьях Сонины слезные реки обмельчали, появилась возможность установить речевой контакт:

– Ну, рёва-корова, рассказывай. Откуда столько уныния – да еще в такой день?

– Па, это невозможно! – уникальное попурри отчаяния, негодования и интонации в стиле «требую!» – тон, часто не доступный взрослым людям, но самый обыкновенный для девочки-подростка. – Это нечестно и неправильно!

– Да что нечестно-то? Кто обидел?..

– Ты обидел!

– Вот так тааак! – любуясь своей мятежницей, папа силился сдержать улыбку: развозмущается, разревется пуще прежнего. – Ну, коли я, излагай суть заявленного иска.

– Па, мне 12 лет! 12, понимаешь?! У всех нормальных людей давно компании, а у меня нет! Потому что ты меня никуда не пускаешь! И вот сегодня тоже: все наши идут к Таньке на всю ночь, ее родители уехали, а мы готовились неделю, шариков воздушных накупили, и они в крокодила играть будут, танцевать, музыку слушать – а я?! А я не буду, потому что ты меня не пускаешь! И не объясняешь ничего! И вообще: я уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно решать, где буду праздновать Рождество!

Соня победоносно выдохнула и с вызовом посмотрела на отца. Папин же взгляд был долгим и глубоким. Сам он молчал. Соня поежилась…

Вероника Чернявская