Мысленно рассортировывая по воображаемым полочкам запланированные на предстоящий рабочий день важные и второстепенные дела, Наталья привычным маршрутом тянула за собой двух упирающихся бутузов, которые ни под каким предлогом не соглашались идти в детский сад.

– Ну, все, все, – по очереди чмокая близнецов в наливные богатырские щеки, женщина беспомощно пятилась к выходу. Ситуацию, как всегда, спас мощный корпус нянечки, вмиг лишивший малышей возможности достигнуть неумолимо ускользающего за двери края материнской юбки.

Выскочив за ворота детского садика, Наталья с наслаждением вдохнула горьковато-сладкий аромат летнего утра. Она любила это время, когда солнце деликатно трогало лучами-щупальцами ее лицо, запястья, щиколотки. По выработанной за последние полгода привычке женщина подняла глаза кверху: окно на 3-м этаже старой малосемейки было закрыто грязными шторами, в которых сиротливо зияла рваная дыра. Ощущая беспомощность собственного положения, Наталья инстинктивно приподнялась на цыпочках, желая хоть краем глаза заглянуть через это беспросветное отверстие в тайну чужой жизни…

Отчего однажды стало небезынтересно, кем являются обитатели квартиры на третьем этаже, она и сама себе объяснить толком не могла и потому более ясного ответа, чем «Дух Святой побуждает молиться за этих несчастных людей», не дала бы. А началось все с разухабистой дворовой песни, которая привлекала внимание Натальи, когда она в очередной раз спешила за малышами в детский садик. Легкомысленный мотив, воспевающий оду бутылочке вина, несся из распахнутых настежь верхней и нижней форточек, из проема, выдуваемая сквозняком, пузырилась серая штора…

Нахлынувшие воспоминания возвратили женщину в позабытую юность, когда особой популярностью пользовался блатной шансон в исполнении одного известного эмигранта. Даже не верилось, что когда-то ей нравились подобные похабные напевы. «Господи, спасибо, что нашел меня в этом мире!» – вырвалось тогда благодарное признание из уст Натальи, жизнь которой до покаяния, как и у многих грешников, пестрила неблаговидными фактами. Так и стояла бы она посреди узенькой дорожки между диагональными рядами припаркованных машин и стеной тесно посаженных кустов, уносясь мыслями в прошлое и шепча трепетную молитву, если бы не мелькнувшее за мутным стеклом лицо… Затем в проеме показалась рука, потянувшая внутрь уже готовую было вырваться из плена рамы занавеску, следом наружу высунулась женская, коротко стриженная голова: «Ну, чего уставилась?» Хриплый, огрубевший голос заставил Наталью вздрогнуть. Это был своего рода зрительный поединок, в котором победили отразившиеся в глазах Натальи сострадание и любовь. О пристрастии к спиртному обитательницу третьего этажа выдавало синюшного цвета лицо с расплющенным и сдвинутым немного вбок носом… «Вас любит Бог!» – смело крикнула Наталья, заведомо приготовившись к не самой адекватной реакции. Но женщина, судорожно сглотнув, уставилась на нее сверху вниз, так и замерев в проеме форточки…

Более 3 месяцев, побуждаемая Богом, несла Наталья молитвенное шефство над спившейся жительницей малосемейки. Воображение неустанно рисовало картины с ее участием – вповалку спящую прямо на залитом липким вином полу или покупающую вместо свежей булки очередную бутылку… В ходатайственных молитвах Наталья окрестила «подшефную» Светой. Имя это было любимым по причине однокоренного происхождения со словом «свет». Свет Божий, свет надежды, просто свет как противоположность тьме… Только она об этом никому не говорила, боясь быть непонятой. Встречу с новоявленной Светой, лицом к лицу, несомненно, устроил Творец, спешивший спасти неприкаянную душу от ада…

…До недавнего времени женщина старалась обогнуть находившийся между садиком и остановкой небольшой пятачок сквера, но тут, задумавшись, свернула в его тенистое нутро. Там-сям на лавочках, будто нахохлившиеся воробьи, сидели неопрятного вида мужчины. Среди них христианка заметила и несколько женщин, внешность которых вызывала брезгливое отвращение и подспудную жалость… «Светка!» – донеслось до уха Натальи, и это восклицание заставило женщину замедлить шаг. «А вот и я!» – грубоватые оттенки прокуренного голоса были знакомы. Хозяйка того самого окна приближалась к одной из скамеек, на которой восседал средних лет «сморчок»… Увидев в руках Светки спиртное, собутыльник по-детски захлопал в ладоши. Неведомая сила толкнула Наталью вперед. Нет, она не собиралась читать лекцию о вреде алкоголя, не стала судорожно рыться в сумке в поисках религиозных трактатов… «Бог хочет, чтобы ты имела жизнь с избытком!» – на правах заочного знакомства Наталья отбросила интеллигентное обращение на «вы», огорошив такими словами приникшую к бутылке Светку. Последняя замерла, оторвалась от своего занятия, пытаясь осмыслить услышанное. Наталья почувствовала себя нелепо. Казалось, задорный щебет невидимых в лиственной заросли птиц внезапно смолк, а все посторонние взгляды – спешно проносящихся прохожих и сидящих на лавках нетрезвых завсегдатаев сквера – сейчас были прикованы только к ней. Из коматоза ее вывел с вызовом выпаленный, по-видимому, укоренившийся в Светкиной повседневности девиз: «А я пока пью – живу!» Наталья беспомощно всхлипнула и понеслась прочь. Она не слышала, как пьянчужка сильно поперхнулась вторым глотком, тем самым красноречиво заявляя всему хмельному окружению: «Бог поругаем не бывает…» Долго не могла откашляться Светка, мыча нечто невразумительное в ответ на безуспешные попытки своего кавалера помочь ей обрести ровность дыхания с помощью хлопков по спине; долго не могла заснуть этим вечером от невыносимой боли в горле и пугающих своей новизной и трезвостью дум о смысле жизни, о любви, о Боге… И не знала, что в это время в своей уютной комнате плакала Наталья: «Господи, спаси Свету, откройся, как любящий и милующий Отец Небесный!»

Пронеся воспоминания об этой судьбоносной летней встрече через осеннее уныние, а затем – сквозь бурный детский восторг, вызванный первым снегом и приближающимся Рождеством, Наталья продолжала молиться. Накануне христианского праздника она раньше обычного подходила к воротам детского садика, усилием воли заставив себя не смотреть на окно третьего этажа: вдруг захотелось не омрачать праздничное настроение мыслями о том, что есть и иная жизнь – полная грязи, непотребства, лжи, мерзости… Близнецы наперегонки бросились к матери, не доев любимую запеканку на ужин, и та, зацелованная и счастливая, уже мечтала, как поведет их в кафе за углом…

Детский сад остался позади, и, оказавшись на улице, Наталья вновь благодарно оценила красоту Божьей работы: молочную белизну заснеженных улиц и деревьев, крахмальную затейливость рисунков на стеклах припаркованных автомобилей. Пара снежных шариков, на счет «три» подброшенных малышами, полетели вверх. Проследивший траекторию их полета взгляд Натальи невольно «примерз» к облепленному ледяной каемкой знакомому окну на третьем этаже… На сверкающем в серебряном свете фонарей стекле кто-то вывел белой гуашью: «С Рождеством Христовым!» Вмес­то привычной серой занавески с ее неизменной прорехой передавала летний привет новая зеленая шторка. Наталья ощутила, как где-то внизу грудной клетки запорхали бабочки. Возможно, прилетевшие вслед за ее слезными молитвами из того самого лета…

«Рождество – это праздник света…» – услышала она ласковый мотив. Какой-то детский, теплый… Это пели ее малыши. Они давно наблюдали за окном на третьем этаже вместе со своей молящейся мамой. А она и не знала.

– Скорее, Светы…– рассмеялась Наталья, заспешив с близнецами в кафе за углом.

Н. СУШКЕВИЧ